LOGOS и BIOS

Логос (греч. λόγος) – термин древнегреческой философии, означающий одновременно «слово» (или «предложение», «высказывание», «речь») и «смысл» (или «понятие», «суждение», «основание»); при этом «слово» берётся не в чувственно-звуковом, а исключительно в смысловом плане, но и «смысл» понимается как нечто явленное, оформленное и постольку «словесное».
Из бытовой сферы в понятие «Логос» вошёл ещё момент чёткого числового отношения – «счёта», а потому и «отчёта» (lógon didónai – «отдавать отчёт»).

Логос – это сразу и объективно данное содержание, в котором ум должен «отдавать отчёт», и сама эта «отчитывающаяся» деятельность ума, и, наконец, сквозная смысловая упорядоченность бытия и сознания; это противоположность всему безотчётному и бессловесному, безответному и безответственному, бессмысленному и бесформенному в мире и человеке.

Термин «Логос» введён в философский язык Гераклитом, который использовал внешнюю созвучность этого термина с житейским обозначением человеческого «слова», чтобы в духе иронического парадокса подчеркнуть пропасть между логосом как законом бытия и неадекватными ему речами людей. Космический логос, как и подобает слову, «окликает» людей, но они, даже «услышав» его, неспособны его схватить и постичь.

В свете логоса мир есть целое и постольку гармония, но обыденное сознание ставит свой частный произвол выше «общего» и по-разному оценивает равно необходимые части целого. Внутри этого всеединства «всё течёт», но равным себе остаётся логос – ритм их взаимоперехода и законосообразность их взаимоотношения; таким образом, благодаря понятию логоса гераклитовская картина мира при всей своей динамичности и катастрофичности сохраняет стабильность и гармонию.

Понятие «Логоса» давно уже вошло в сферу иудейских и христианских учений, где было переосмыслено как слово личного и «живого» Бога, окликавшего этим словом вещи и вызывающего их из небытия.
Так, для Филона Александрийского Логос есть «образ Бога» и как бы «второй Бог», посредник между потусторонностью Бога и посюсторонностью мира.

В христианстве значение термина «Логос» определено уже начальными словами Евангелия от Иоанна – «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог»; вся история земной жизни Иисуса Христа интерпретируется как воплощение и «вочеловечение» Логоса, который принёс людям откровение и Cам был этим откровением («Cловом жизни»), самораскрытием «Бога незримого».

Христианское учение утверждает субстанциальное тождество Логоса Богу-Отцу, чьё «Слово» Он представляет Собой, и рассматривает Его как Второе Лицо св. Троицы.

Гераклит изображает логос как то, познание чего требует совершенно особых усилий и предполагает изменение обыденных установок сознания. Логос – «слово», «речь» самой вечной природы. Об этом важнейший фрагмент Гераклита, переданный Секстом Эмпириком:
Логос скрыт от большинства людей. Чаще всего они о логосе слыхом не слыхивали. Но если им о нем и поведать, рассказать, то вряд ли они сразу поймут, что это такое. Парадокс, однако, заключается в том, что с логосом, управляющим всеми вещами, люди постоянно соприкасаются, но «с чем они в самом непрестанном общении... с тем они в разладе» (свидетельство Марка Аврелия).

Логос в понимании Гераклита – то, что присуще всем и всему, то, что всем и через все управляет.
Видимо, это одна из первых формулировок, где идея первоначала смыкается с едва забрезжившей на философском горизонте идеей всеобщего закона, управляющего сущим. Обе пока еще слитые, нерасчлененные, но в тенденции расчленяющиеся идеи составляют смысл понятия «логос».

С точки зрения перспективы очень важно и интересно как раз гераклитово выделение логоса, отличение его от природы как всего существующего и от огня как некой «первоначальной» материальной стихии. В тенденции здесь содержится возможность вычленения деятельности по описанию и изучению природы, возможность отличить философию от физики, от физического объяснения. Но пока, конечно, у самого Гераклита все три элемента едины. И все они объединены идеей первоначала, хотя уже и различены в ней.

Опыт предшествующей философии доказывал, что первоначало нельзя отождествить ни с каждой отдельной вещью, ни с какой-то определенной материальной стихией.

Впоследствии предстояло установить, что первоначало нельзя объединить и с материей вообще. Почему? Да потому, что, чем дальше, тем больше философы будут задаваться вопросом: как объединить мир и человека, а в человеке – его тело и его дух? Как объединить в понятии первоначала человеческое и природное?

Надо было найти такой принцип, который объединяет любое тело, в том числе и тело человека, и то, что с телом связано, но ему никак не тождественно, то, что античные мыслители уже назвали душой. Потом трудные поиски универсального единства мира и человека приобретут в философии, да и во всей культуре, более четкие очертания. Они выльются в постановку проблемы бытия. Но у истоков этих размышлений, которые впоследствии станут неотделимыми от философии как таковой, – мысли, парадоксы, загадки, противоречия, сформулированные Гераклитом и элеатами.

Гераклит утверждает не просто существование противоположностей, но их неизбывность и всеобщность. Противоположности существуют везде. Эта идея воплощается у Гераклита в некоторой космической, но также в этической и эстетической формах. Ибо для Гераклита наличие противоположностей – основа и существования, и гармонии мира. Противоречивость сближает – таков гераклитовский парадокс.

Идея всеобщей изменчивости (выраженная в известном утверждении «в одну и ту же реку нельзя войти дважды») переливается в тезис о единстве противоположностей. По Гераклиту изменение и есть совмещение крайностей – прежде всего существования и несуществования, но также уничтожения и возникновения. Ведь уничтожение одного есть возникновение другого.

Противоположности едины, неотрывны друг от друга. И эту неотрывность Гераклит пытается разъяснить и на трудных, непонятных, и на простых примерах. Он говорит об обычных людях: «Они не понимают, как враждебное находится в согласии с собой: перевернутое соединение (гармония), как лука и лиры».

Есть очень много толкований этих гераклитовых образов.
Вероятно, под «перевернутым соединением (гармонией) лука и лиры» он имел в виду то, что лук и лира – противоположности: «вражда» и единство уничтожения, смерти и красоты; разъединяющей войны, понимаемой в самом широком смысле – как вражда, распря, и единящей красоты, символизируемой образом лиры.

Вместе с тем, каждая из этих вещей (лук и лира) – символы единства двух зримо соединенных друг с другом концов. Музыка, гармония рождается именно потому, что лира соединяет струны. Лук – изогнутая палка, у которой два конца соединены. Иными словами, лишь тогда, когда две как бы противоположные части соединяются вместе, и существуют предметы. (Свидетельство Порфирия: «...гармония натянута в противоположные стороны» и «стреляет из лука» посредством противоположностей). Пользуясь этими наглядными образами, Гераклит и делает «зримой» идею раздвоения единого и взаимодействия противоположностей.

Есть и более «конкретные» толкования гераклитова образа лиры. Например, Платон считает (и к нему присоединяются многие авторы), что этот образ символизирует возможность гармонии низких и высоких звуков, которые, хотя и противоположны, мелодией могут быть приведены в гармоническое согласие.

Другие варианты толкований.
Бернайс полагает, что Гераклиту пользуясь приведенным сравнением для того, чтобы сделать наглядным единство противоположностей, указывает просто на внешнюю форму древнегреческих лука и лиры.

Другие же думают, что лук и лира берутся для сравнения не со стороны своего внешнего вида, но в их действии. Так, по мнению кн. С. Трубецкого, здесь имеется ввиду «напряжение взаимно уравновешивающих друг друга противоположных сил».

Равным образом Реттиг думает, что речь идет о противоположных силах. В натянутом луке, а также в лире, струны которой натянуты, силы, стремящиеся в противоположные стороны, делают лук луком (т. е. стреляющим), а лиру лирой (т. е. издающей тоны).

Несколько иначе понимает сравнение Шлейермахер. Он думает, что пункт сравнения образует чередование между состояниями напряжения и ослабления (натягивание и ослабление струны и тетивы), подобно тому, как внимание Гераклита останавливается на чередовании дня и ночи, лета и зимы и т. п.

Наконец, своеобразное понимание фрагмента встречаем у Лассаля. По его мнению, здесь лира и лук берутся не как самостоятельные образы, но в их отношении друг к другу. Обе эти вещи приписывались Аполлону Лира – символ небесной гармонии, лук – орудие смерти. Аполлон, обладатель лиры и лука, есть живое единство обеих противоположностей.

Лассалю следует Шефер. Лук и лира суть для Гераклита величайшие противоположности. Лира – инструмент светлой радости жизни, лук – орудие смерти. Но они тождественны, так как жизнь и смерть одно и то же. Таким образом, гармония лука и лиры представляет гармонию противоположностей. И Симплиций приводит ее, как образ единства добра и зла.