МОНАД
История Монад
Монада – философское понятие
Монада Лейбница
Монадология и бытие
ИСТОРИЯ МОНАД
По всей видимости, Монад была Создателем города-купола Москва: Mosque – читается как Моск, или Москва, переводится как «мечеть».
После того, как Эрго Прокси (Proxy One?) оставил Ромдо и переселился в Москву, Ромдо начал испытывать серьёзные энергетические (и духовные) проблемы, для решения которых было применено оружие под названием «Вознесение» (межконтинентальная баллистическая ракета класса «земля-земля»).
Москва была уничтожена, а Монад – увезена в Ромдо.
Сколько времени прошло между похищением Монад и появлением в городе Винсента? Видимо около 20-30 лет – Монад появилась в городе до рождения Рил (которая была, по сути, её клоном), но вряд ли разрушение Москвы произошло раньше, иначе беженцы из этого города стали бы просто «бездомными» или «рождёнными в Ромдо»…
Кроме того, в «Истории Ромдо», которая в виде текста появляется в опенинге, указано, что социальные изменения, связанные с появлением беженцев, начались сравнительно недавно.
Так или иначе, но Монад была жива, хотя пребывала в состоянии «сна» – это позволило Дедалу изучить её.
Возможно, пробуждение и побег Монад были вызваны присутствием Винсента – или её воскресило «Сердцебиение», знак завершения Проекта Прокси.
Монад попыталась (дважды) уничтожить своего клона-двойника, но ей помешал Эрго Прокси, позже он убил её, перед этим «отдав ей свои воспоминания» (как предположил Посланник Света Прокси Казкис Хауэр).
После смерти тело Монад было найдено Рил и передано Дедалу, который сумел вторично клонировать Монад (неизвестно, как быстро росла первая Рил, но «Белая Рил» выросла во взрослую девушку буквально за считанные недели).
Обе Рил неизменно «выбирали» Винсента / Эрго Прокси, так что можно предположить, что Монад и Эрго Прокси (Proxy One?) были предназначены друг другу, и не могли избежать своей судьбы.
Москва была уничтожена, а Монад – увезена в Ромдо.
Сколько времени прошло между похищением Монад и появлением в городе Винсента? Видимо около 20-30 лет – Монад появилась в городе до рождения Рил (которая была, по сути, её клоном), но вряд ли разрушение Москвы произошло раньше, иначе беженцы из этого города стали бы просто «бездомными» или «рождёнными в Ромдо»…
Кроме того, в «Истории Ромдо», которая в виде текста появляется в опенинге, указано, что социальные изменения, связанные с появлением беженцев, начались сравнительно недавно.
Так или иначе, но Монад была жива, хотя пребывала в состоянии «сна» – это позволило Дедалу изучить её.
Возможно, пробуждение и побег Монад были вызваны присутствием Винсента – или её воскресило «Сердцебиение», знак завершения Проекта Прокси.
Монад попыталась (дважды) уничтожить своего клона-двойника, но ей помешал Эрго Прокси, позже он убил её, перед этим «отдав ей свои воспоминания» (как предположил Посланник Света Прокси Казкис Хауэр).
После смерти тело Монад было найдено Рил и передано Дедалу, который сумел вторично клонировать Монад (неизвестно, как быстро росла первая Рил, но «Белая Рил» выросла во взрослую девушку буквально за считанные недели).
Обе Рил неизменно «выбирали» Винсента / Эрго Прокси, так что можно предположить, что Монад и Эрго Прокси (Proxy One?) были предназначены друг другу, и не могли избежать своей судьбы.
МОНАДА – ФИЛОСОФСКОЕ ПОНЯТИЕ
Монада – понятие, используемое в ряде философских систем для обозначения конститутивных элементов бытия.
Монада по-разному интерпретируется в тех или иных философских системах. В античной философии это понятие в качестве исходного мирообъясняющего принципа оформилось на основе идей пифагореизма в платоновской Академии. У пифагорейцев монада (математическая единица) – основа мира.
В философии Нового времени понятие монады вошло в пантеистической интерпретации: у Николая Казанского («Об ученом незнании», 1440) и Дж. Бруно («О монада, числе и фигуре», 1591 и др.) монада – единое начало бытия, являющегося одухотворенной материей.
У Джордано Бруно монады отражают бесконечную Вселенную в соответствии с принципом единства микрокосмоса и макрокосмоса, в них совпадают противоположности конечного и бесконечного, четного и нечетного.
В XVII веке понятие монады играет существенную роль в философии испанского схоласта Ф. Суареса, английского платоника Г. Мора, немецкого натурфилософа Ф.М. Гельмонта.
Оно становится ключевым понятием всей философской системы у Г.В. Лейбница, создавшего специальное учение о Монаде.
У Ломоносова встречается термин «физическая монада», к-рым он обозначил частицу (корпускулу) материи.
О монаде (называя ее экге-лехией) как об активном духовном начале, присущем материи и способствующем индивидуализации объектов, говорит Гёте.
После Лейбница понятие монады разрабатывалось в духе идеалистического рационализма школой X. Вольфа.
В XIX веке идеи монадологии имели отзвук в воззрениях немецких философов И.Ф. Гербарта, Р.Г. Лотце и других, в XX веке – в философии Э. Гуссерля и А.Н. Уайтхеда.
Монадологический подход лег в основу философских взглядов ряда представителей персонализма – Ш. Ренувье, Дж.Э. Мак-Таггарт и других.
Понятие монады в той или иной форме (например, под названием «субстанциальный деятель» у Лосского) используется в современных религиозно-идеалистических системах плюрализма и персонализма.
Новое звучание понятие монада обретает в современной философии постмодернизма, в частности в концепции событийности Делеза.
Для иллюстрации собственных идей Делез обращается к монадологии Лейбница, в частности – к интерпретации им монады в качестве «зеркала Вселенной»: единичная монада приводится Делезом в соответствие с сингулярным событием, и в этой системе отсчета каждая монада «улавливает и ясно выражает только определенное число сингулярностей, а именно те сингулярности, в окрестности которых она задана».
Понятие «монада» используется Джеймисоном при анализе соотношения феноменов индивидуальности и одиночества в условиях «конца буржуазного эго». В ряде исследований по синергетике понятие монады метафорически употребляется для обозначения «молекул-гипнонов» (Пригожин) как не кооперированных в единое целое.
Монада по-разному интерпретируется в тех или иных философских системах. В античной философии это понятие в качестве исходного мирообъясняющего принципа оформилось на основе идей пифагореизма в платоновской Академии. У пифагорейцев монада (математическая единица) – основа мира.
В философии Нового времени понятие монады вошло в пантеистической интерпретации: у Николая Казанского («Об ученом незнании», 1440) и Дж. Бруно («О монада, числе и фигуре», 1591 и др.) монада – единое начало бытия, являющегося одухотворенной материей.
У Джордано Бруно монады отражают бесконечную Вселенную в соответствии с принципом единства микрокосмоса и макрокосмоса, в них совпадают противоположности конечного и бесконечного, четного и нечетного.
В XVII веке понятие монады играет существенную роль в философии испанского схоласта Ф. Суареса, английского платоника Г. Мора, немецкого натурфилософа Ф.М. Гельмонта.
Оно становится ключевым понятием всей философской системы у Г.В. Лейбница, создавшего специальное учение о Монаде.
У Ломоносова встречается термин «физическая монада», к-рым он обозначил частицу (корпускулу) материи.
О монаде (называя ее экге-лехией) как об активном духовном начале, присущем материи и способствующем индивидуализации объектов, говорит Гёте.
После Лейбница понятие монады разрабатывалось в духе идеалистического рационализма школой X. Вольфа.
В XIX веке идеи монадологии имели отзвук в воззрениях немецких философов И.Ф. Гербарта, Р.Г. Лотце и других, в XX веке – в философии Э. Гуссерля и А.Н. Уайтхеда.
Монадологический подход лег в основу философских взглядов ряда представителей персонализма – Ш. Ренувье, Дж.Э. Мак-Таггарт и других.
Понятие монады в той или иной форме (например, под названием «субстанциальный деятель» у Лосского) используется в современных религиозно-идеалистических системах плюрализма и персонализма.
Новое звучание понятие монада обретает в современной философии постмодернизма, в частности в концепции событийности Делеза.
Для иллюстрации собственных идей Делез обращается к монадологии Лейбница, в частности – к интерпретации им монады в качестве «зеркала Вселенной»: единичная монада приводится Делезом в соответствие с сингулярным событием, и в этой системе отсчета каждая монада «улавливает и ясно выражает только определенное число сингулярностей, а именно те сингулярности, в окрестности которых она задана».
Понятие «монада» используется Джеймисоном при анализе соотношения феноменов индивидуальности и одиночества в условиях «конца буржуазного эго». В ряде исследований по синергетике понятие монады метафорически употребляется для обозначения «молекул-гипнонов» (Пригожин) как не кооперированных в единое целое.
МОНАДА ЛЕЙБНИЦА
По Лейбницу, монады – это живые, духообразные единицы, из которых все состоит и кроме которых ничего в мире нет.
Монады не имеют внешних определений – протяженности, фигуры, внешнего движения; их определения исключительно внутренние и жизнь только внутренняя. Сам Лейбниц называет их формальными атомами, имея в виду аристотелевское понятие о форме как о деятельной сущности вещей, а также субстанциальными формами.
По коренному предположению Лейбница, каждая монада представляет весь мир; «каждая простая субстанция имеет отношения, которыми выражаются все прочие субстанции, и, следовательно, монада является постоянным живым зеркалом вселенной». Все монады отражают мир, но одни воспроизводят его лучше, другие хуже; с другой стороны, каждая монада, воплощая в себе некоторую особую точку зрения на вселенную, одни элементы действительности воспринимает яснее, как ближайшие к ней, другие — более смутно, как отдаленные.
Между самою низшею монадою, которая представляет мир совсем смутно, и высшею монадою – Богом, все созерцающим с абсолютною ясностью и отчетливостью, существует бесконечный ряд промежуточных звеньев, монад более или менее совершенных. Поэтому рядом с законом различия Лейбниц ставит дополняющий и ограничивающий его закон непрерывности (lех continui). Он одинаково относится и к существам, и к тем явлениям, которые ими переживаются.
Каждая монада имеет духовную природу: однако Лейбниц не решается их всех называть душами.
Можно различать три класса монад:
1) Монады простые или голые, в которых все представления смутны и сливаются между собою. В таком состоянии находится огромное большинство монад, в нём бывает и душа человека, когда он погружается в глубокий сон без всяких грез или когда он падает в обморок.
2) Души, в которых представления достигают до ясности ощущения. Души в этом смысле, способные чувствовать и обладающие памятью пережитого, принадлежат животным.
3) Высший разряд монад – духи, которых отличительное свойство – разум, то есть способность ясного понимания вещей и познания вечных истин.
Разумом обладает только душа человека; только она есть дух в земном мире.
Монады не имеют внешних определений – протяженности, фигуры, внешнего движения; их определения исключительно внутренние и жизнь только внутренняя. Сам Лейбниц называет их формальными атомами, имея в виду аристотелевское понятие о форме как о деятельной сущности вещей, а также субстанциальными формами.
По коренному предположению Лейбница, каждая монада представляет весь мир; «каждая простая субстанция имеет отношения, которыми выражаются все прочие субстанции, и, следовательно, монада является постоянным живым зеркалом вселенной». Все монады отражают мир, но одни воспроизводят его лучше, другие хуже; с другой стороны, каждая монада, воплощая в себе некоторую особую точку зрения на вселенную, одни элементы действительности воспринимает яснее, как ближайшие к ней, другие — более смутно, как отдаленные.
Между самою низшею монадою, которая представляет мир совсем смутно, и высшею монадою – Богом, все созерцающим с абсолютною ясностью и отчетливостью, существует бесконечный ряд промежуточных звеньев, монад более или менее совершенных. Поэтому рядом с законом различия Лейбниц ставит дополняющий и ограничивающий его закон непрерывности (lех continui). Он одинаково относится и к существам, и к тем явлениям, которые ими переживаются.
Каждая монада имеет духовную природу: однако Лейбниц не решается их всех называть душами.
Можно различать три класса монад:
1) Монады простые или голые, в которых все представления смутны и сливаются между собою. В таком состоянии находится огромное большинство монад, в нём бывает и душа человека, когда он погружается в глубокий сон без всяких грез или когда он падает в обморок.
2) Души, в которых представления достигают до ясности ощущения. Души в этом смысле, способные чувствовать и обладающие памятью пережитого, принадлежат животным.
3) Высший разряд монад – духи, которых отличительное свойство – разум, то есть способность ясного понимания вещей и познания вечных истин.
Разумом обладает только душа человека; только она есть дух в земном мире.
МОНАДОЛОГИЯ И БЫТИЕ
Система Лейбница представляет очень оригинальное и широко задуманное произведение умозрительного творчества. Она стремится уничтожить пропасть между бытием внешним и внутренним, между идеальным и материальным, между духом и природою.
Раньше Лейбница никто не умел в такой степени возвыситься над противоположностью материи и духа. Он первый с поразительной ясностью понял, что внутреннее и внешнее – определения соотносительные, одно без другого невозможные; он понял, что прежде, чем проявиться вовне, стать внешней силой, реальное должно быть деятельно внутри себя, как мощь, свободно определяющая себя к проявлению, и, следовательно, духовность и телесность – две стороны одной и той же вещи; материя – не противоположность духу, а явление и способ внешнего действия духа.
Из этого вытекала главная мысль его философии: вещественное внутри себя невещественно, материальное в существе своем духовно, телесные формы и само пространство – только произведения духовных деятельностей.
А эта мысль вела к дальнейшему признанию, что истинная действительность в мире принадлежит внутренне живым, духовным индивидуальностям и они составляют последние элементы всего существующего: как не может быть чистой внешности без всякой внутренней подкладки, так не должно быть действительной сложности, которая не была бы образована из настоящих внутренне реальных единиц.
Эти простые, ясные соображения открывали совсем новый путь пониманию жизни; но Лейбниц сам лишь наполовину вступил на него, и его система представляет довольно пеструю смесь новых истин и старых традиций.
Построению более цельного и законченного взгляда на вещи препятствовали и трудность задачи, и непривычная отвлеченность основной идеи, а, может быть, ещё больше тот недостаток, которым вообще страдали даже самые знаменитые метафизики XVII и начала XVIII веков: склонность к математическому упрощению отношений между вещами ради мнимой простоты их понимания, любовь к неподвижным и односторонним определениям понятий, которыми достигалась лишь неполнота и неестественная стесненность мысли.
Только из этого ложного стремления к упрощенным представлениям, а также из предвзятого, навеянного картезианскими воспоминаниями, взгляда на природу субстанций вообще, можно объяснить себе, почему Лейбниц всяким другим объяснениям взаимодействия вещей предпочел свою гипотезу абсолютной замкнутости монад в себе и предустановленной гармонии между ними.
Из этого вытекала главная мысль его философии: вещественное внутри себя невещественно, материальное в существе своем духовно, телесные формы и само пространство – только произведения духовных деятельностей.
А эта мысль вела к дальнейшему признанию, что истинная действительность в мире принадлежит внутренне живым, духовным индивидуальностям и они составляют последние элементы всего существующего: как не может быть чистой внешности без всякой внутренней подкладки, так не должно быть действительной сложности, которая не была бы образована из настоящих внутренне реальных единиц.
Эти простые, ясные соображения открывали совсем новый путь пониманию жизни; но Лейбниц сам лишь наполовину вступил на него, и его система представляет довольно пеструю смесь новых истин и старых традиций.
Построению более цельного и законченного взгляда на вещи препятствовали и трудность задачи, и непривычная отвлеченность основной идеи, а, может быть, ещё больше тот недостаток, которым вообще страдали даже самые знаменитые метафизики XVII и начала XVIII веков: склонность к математическому упрощению отношений между вещами ради мнимой простоты их понимания, любовь к неподвижным и односторонним определениям понятий, которыми достигалась лишь неполнота и неестественная стесненность мысли.
Только из этого ложного стремления к упрощенным представлениям, а также из предвзятого, навеянного картезианскими воспоминаниями, взгляда на природу субстанций вообще, можно объяснить себе, почему Лейбниц всяким другим объяснениям взаимодействия вещей предпочел свою гипотезу абсолютной замкнутости монад в себе и предустановленной гармонии между ними.